«Изначально, во Франции, было только несколько православных омонье. Но в 2011 году, появилась необходимость расширить это служение, духовенство откликнулось на призыв Церкви. Старшим над всеми омонье (aumônier national) был назначен Епископ Марк, викарий Румынской Церкви. Образовался целый отдел (Aumônerie nationale orthodoxe des prisons) состоящий примерно из 50 человек. Много священников обслуживают парижские тюрьмы, а в провинции их не хватает, поэтому я стал омонье на 8 тюрем в двух регионах: Акитен и Миди — Пиринэ», — начинает свой рассказ батюшка.
Как вам пришла такая идея?
Я уже в России посещал заключённых, с этим там нет проблем. Во Франции, я думал, количество заключённых зависит от того, что нас православных не так много в католической Франции, — значит и заключённых нашего вероисповедания не много. Оказалось не совсем так. В 2009 году я начал узнавать, как можно попасть к ним и взял на это благословение у нашего епископа, но пришлось преодолеть большой административный барьер, только в 2011, с образованием специального отдела — омонори, моё досье сдвинулось с места.
В чём именно заключается ваша миссия?
В первую очередь — осуществлять право заключенных на свободу вероисповедания. Мы живем в цивилизованной стране, и это право должно неукоснительно исполняться. Так же скажу, что они нуждаются в понимании, у каждого разные нужды. Кого-то нужно привести к вере, кому то просто оказать поддержку не только духовную, но и моральную, так как у наших заключённых гораздо больше сложностей в тюрьме, чем у любых других. Во-первых, большинство православных заключённых не знают французского языка, а значит, у них есть дефицит общения. Почти все они из разных стран: Румынии, Грузии, России, Украины, Сербии, Греции, Молдавии и стран Прибалтики. И главная проблема в том, что они совершенно не знают никаких законов. Даже тот факт, что они имеют право на визит священника, они узнают об этом, только увидев, что к другим заключённым приходят священники, пасторы, имамы или раввины…
На каких языках вы с ними общаетесь?
Я говорю на французском и русском языках, понимаю украинский, сербский и болгарский. Это мое преимущество по сравнению с омонье французами. К тому же большая часть людей старшего поколения из стран бывших советских республик понимает русский. Ко мне в тюрьме порой обращаются не православные, но те, кто говорит по-русски и не знает французского. Я не могу им отказывать.
Есть ли специальное обучение для того что бы стать омонье?
В начале работы, я прошел 2 стажа в региональных дирекциях тюрем в Бордо и Тулузе. Нам рассказывали , как работает система наказания во Франции, как устроены тюрьмы, наши права и правила. Перед нами выступали врачи и психологи. Так же были у нас собрания омонье всех конфессий в тюрьмах. После первых 2-х лет работы епископ Марк проводил собрание всех православных омонье. Выяснилось, что не все священники правильно понимают цель нашего служения. Помню как один священник усомнился в целесообразности причащать заключенных, которые по его мнению тяжкие грешники и не достаточно раскаялись. Владыка Марк сразу отреагировал и напомнил, что мы работаем в особых условиях и с особым контингентом, а так же главный наш принцип — милосердие. Я хочу так же заметить, что классический вариант исповеди перед Крестом и Евангелием встречается в тюрьме не часто. Но я могу свидетельствовать, что в беседах (и то, не с первого раза), слышу от заключенных слова сожаления о совершенных преступлениях и о своих поломанных судьбах.
Тяжело ли вам с ними работать?
Половина из них ничего не знает о вере, другие где-то уже что-то видели и понимают некоторые вещи, а есть достаточно верующие, прекрасно разбирающиеся в православных традициях и обрядах. Как ни странно именно среди тяжелых заключённых (у кого большие сроки 10-20 лет: убийцы, гангстеры, террористы), есть всегда верующие люди, которые всегда ждут священника. Возможно, они осознали эту необходимость уже в заключении.
Наверное, страшно к таким заходить?
На этот вопрос, Отец Георгий сначала отвечает звонким смехом.
В каждой тюрьме мне всегда дают аппарат с кнопкой тревоги, но я пока никогда не встречал со стороны заключённых агрессии, если они не желают меня видеть, то они не вызовут меня и не придут на службу. Все кто приходит, уже ко мне расположены.
С чего вы начинаете работу с заключёнными?
Сначала надо установить контакт. Это не значит прийти с Библией и крестом и давай им проповедовать по написанному. Думаю, что такое тяжело выслушивать ; в лучшем случае для заключённых это повод выйти из камеры.
Я начинаю со знакомства. Не только, как вас зовут. Конечно, неудобно спрашивать: За что вы сидите? Их всех, как говориться в известном фильме «Побег из Шоушенка» — адвокат посадил ни за что. Но, потом они все же сами мне об этом рассказывают. В первые встречи, у них нет религиозных просьб, это просто поток слов об их горькой судьбе, как они сюда попали и как им трудно. Кстати, эти жалобы больше относятся к судебному процессу. И в их словах, где-то есть доля правды. Они не знают ни языка, ни своих прав, из-за этого они часто долго сидят и их дела рассматриваются месяцами, а то и годами. Самое грустное, у них нет помощи со стороны родных. Они одиноки и находятся в полном вакууме, говорят инфинитивами, не умея читать бумаги от адвоката или из суда, которые им приносят. И там где французские заключённые качают права и требуют компенсации, если в результате процесса выяснилось, что они не виновны, наши ничего не могут.
Как же вы им помогаете?
Для меня пастырская работа заключается не в простом разъяснении библейских законов. Я для них не только священник, но и психолог, и переводчик, и даже защитник. Мне нередко приходится переводить во время визита заключенных к врачу. Иной раз, вынужден общаться с адвокатами назначенными государством, некоторые из них сами просят меня написать характеристики для суда. Но есть и не добросовестные адвокаты, которые, получая деньги, совершенно ничего не делают для своих клиентов. Было так, что я приезжал в кабинет к такому адвокату и давил на его совесть, напоминая о присяге, которую он давал и о законе. Иногда и сами заключенные просят меня помочь им написать прошение в различные судебные инстанции.
Просят ли вас заключённые передать весточки на Родину?
По закону, я не имею права общаться с родственниками задержанных. К тому же я не афиширую свой адрес, у меня специальный почтовый ящик, через него я веду переписку с заключенными. Родные тех, кто уже осужден и особенно тех, кто имеет большие сроки, часто сами меня находят, пишут письма обычной почтой или на мой e-mail. У меня есть один заключенный, украинец, у него большой срок за убийство. Его мать — глубоко религиозная женщина, а брат сам работает в системе наказания, офицер в одной из украинских тюрем. Положение, в котором оказался их родственник — настоящая трагедия для семьи, я поддерживаю морально эту семью, молюсь за них. Как я сказал, проблема в том, что эти родственники живут в других странах, и я помогаю им с пересылкой денег и посылок, ведь они тем более не знают, как это сделать из-за границы. Но с помощью администрации тюрем я разъясняю, как это сделать, сам тоже участвую. Например, во Франции, можно получать посылки только на Рождество, у большей части православных, Рождество не 25-ого декабря, а 7-ого января, согласно юлианскому календарю, а получение посылок возможно только до 4-ого. Приходится мне самому получать эти посылки, привозить заключенным и объяснять все нюансы дирекции тюрем, которая относится с пониманием. На праздники Рождества и Пасхи я сам приношу заключенным угощения, это тоже разрешено законом.
Входит ли в ваши обязанности психологическая помощь?
Обычно, я подбираю специальные тексты из Евангелия и говорю им слово, отражающее их ситуацию. Помню один курьез, прочитал им о том, как ангел освободил Апостола Петра из тюрьмы. После этого, ко мне подошёл один из заключённых и с восторженным возгласом сказал: «Надо же, и Апостол на нарах чалился! Глянь, как мы!» — улыбаясь, рассказывает Отец Георгий.
Конечно, знания и культура у многих не очень высокие, но надо учитывать контингент. Пятьдесят процентов из них сидят за воровство, остальные за нарко-трафик или контрабанду сигарет, потом идут серьёзные преступления: убийства, ограбления и торговля оружием (который во Франции приравнивается почти к терроризму). Хочу подчеркнуть, что среди наших заключённых я не встречал ни одного осуждённого за преступление на сексуальной почве. Конечно, в зависимости от статьи приговора работа бывает более или менее напряжённая или не всегда удачная.
Почему?
Не будем идеализировать! Даже в обычной жизни, если вы поставили свечку, поговорили со священником и заказали Сорокоуст, все сразу же не исправится. В тюрьме оказываются люди с разными судьбами, и бывают такие тяжкие и душевные состояния, из которых человека трудно вывести. У меня был один такой случай. Человек убил жену на почве ревности и оставил семерых своих детей сиротами. Но за все два года, что я с ним работал, он был поглощен страстью и жил только этим днём убийства. Все мои попытки привести его к покаянию наталкивались на глухую стену. Потом я перестал даже трогать эту тему, так как понял, что если однажды он выйдет из этой страсти и осознает, что совершил, то может кончить жизнь самоубийством (как Иуда).
Приходилось ли Вам предотвращать такие суицидальные мысли заключённых?
Еще в России я изучал пастырскую психиатрию, в приходском служении я так же сталкиваюсь с душевнобольными. Когда я проходил стаж, то нас предупреждали, чтобы мы наблюдали за моральным состоянием заключенных. В случае обнаружения неадекватного поведения, и особенно депрессивного, часто имеющего суицидальные последствия, мы, омонье, обязательно должны своевременно сообщить в дирекцию и в медицинский кабинет. У меня уже было два таких случая, когда мне пришлось ставить в известность дирекцию о намерении суицида со стороны заключенных, первый — классический, на фоне длительной депрессии, второй — по причине болезни у одного заключенного грузина. Он не знал, как объяснить острую боль в ухе (отит), простые обезболивающие не помогали, и он впал в отчаяние и помышлял о самоубийстве. Но охрана тоже сталкивается с определенными трудностями, бывают случаи симуляции, а как понять, когда заключенный не говорит по-французски. Хорошо, что я пришел к этому грузину в этот день и сразу отвел его в медицинский кабинет, вскоре его отвезли в больницу и оказали помощь.
Конечно, некоторые из них вызывают жалость, так как то состояние, в котором они находятся, доказывает, что они уже получили наказание, как говорится, «по заслугам». Был у меня один гангстер, который ограбил семь банков, ранил полицейского и, кажется, на нём висит еще одно заказное, но не доказанное убийство. После всех этих преступлений и многих лет скитаний из одной тюрьмы в другую (в разных странах), он страдает психическим расстройством, к тому же путает все языки, не знает, что такое компьютер или мобильный телефон. Он сидит уже 23 года и ему ещё осталось несколько лет, только его сестра поддерживает с ним отношения. Но когда он выйдет из тюрьмы, его, наверное, примут только в инвалидный дом, если кто-то из его родственников не сжалится над ним и не возьмёт к себе. С одной стороны, он совершил много грехов, но задача православного священника не в исполнении роли правосудия и даже не Божественного правосудия. Наша задача в этом случае — сделать все возможное, чтобы человек пришёл к Богу и остаток своей жизни провел в молитве и покаянии, если такое в нем проснётся.
Благодарят ли вас заключённые, когда выходят из тюрьмы?
Многие говорят, что выйдут и отблагодарят. Но чаще всего пропадают… Правда есть несколько заключённых, которые помнят меня. Был один такой. За два года, которые он провёл в тюрьме, на родине скончался его отец, развалился его бизнес. Тогда, он метался и не знал, что делать. Я много беседовал с ним, он исправно посещал службы, я принёс ему много духовной литературы, и он все прочёл от корки до корки. Этот срок в заключении перевернул всю его жизнь. По крайней мере, он обещал мне её пересмотреть. А до этого, он только и знал, что есть праздники: Рождество да Пасха (как и многие православные), во время которых он пил водку и ел куличи.
Вы рассказали о трудностях заключённых. А какие трудности составляет лично для вас эта работа?
Вот уже несколько лет я — один на восемь тюрем, в некоторых городах нет православного храма, а в других нет священников на месте, или они пожилые и не могут ездить по тюрьмам. Территориально многие тюрьмы находятся далеко от меня, примерно в 200-х, а то и 300-х километрах. И это только в одну сторону! Поэтому в некоторых тюрьмах получается бывать только раз в месяц. Другая сложность, это контакт с заключёнными, надо стараться его не терять, так как существует трафик заключенных, одних переводят, у других заканчиваются сроки. Есть и административные сложности. Я не могу просто приезжать по своему желанию, должна быть просьба от самих заключенных, а значит надо сперва приехать и выверить эти просьбы, затем заполнить лист и подать его в дирекцию, и приехать второй раз уже на службу или для визита в камеры. А это очень трудно и дорого для меня. Обычно я ищу контактное лицо среди сотрудников или среди католического духовенства и переписываюсь заключенными. Есть сложность с проведением богослужений, литургию полным чином я еще не служил (нет певчих). В маленьких тюрьмах нет специальных культовых помещений, только возможность навещать заключенных в камерах. В других тюрьмах место служения — обычно одно для всех конфессий (по очереди), не так как в российских тюрьмах и колониях, где есть отдельные православные часовни, украшенные и благоустроенные. Поэтому нам здесь не только помощники нужны, но и необходимо привозить с собой предметы культа. Я служу небольшую службу (обедницу) и причащаю заключенных запасными дарами, которые мы обычно храним для больных.
Вы один на восемь тюрем, есть ли надежда, что в будущем у вас будут помощники?
Вся беда в том, что наш отдел молодой, и у нас нет помощников мирян, как например, у католиков и протестантов, и нет хорошего финансирования. В этом году я подготовил три досье на помощников омонье из числа мирян, но административно процесс рассмотрения длится очень долго, поэтому в ближайшие два года мне по-прежнему придется работать одному в наших регионах. Контакт с дирекциями тюрем у меня всегда хороший, они помогают мне, но учитывая, что директора тюрем по закону работают на одном посту не более 4-5 лет, каждый раз при смене руководства я вынужден объяснять им заново все наши трудности.
Некоторые люди относятся брезгливо к заключенным и задаются вопросом : почему им надо помогать?
Начнём с того что надо разделить этот вопрос на две части: материальную и духовную. Что касается материальной, во-первых: во Франции нет колоний и лагерей. Хочу сказать, что содержание во французских тюрьмах резко отличается от русских в выгодную сторону, проблем с тяжелыми заболеваниями, как например, туберкулез, здесь нет. В старых тюрьмах, камеры рассчитаны на 3-5 человек, в более современных — обычно на 2-х (сейчас все больше именно таких). В камерах есть туалет и телевизор. Те, у кого большие сроки, сидят по одному, для них существует облегченный режим содержания, где днем двери камер не закрываются, разрешается иметь видео приставку и даже компьютер (без выхода в интернет), некоторые имеют холодильники и плитки, чтобы самим готовить. Есть право соблюдать религиозные предписания в пище, например мусульманам и евреям не дают в рацион свинины, наши православные тоже имеют право держать пост, некоторые так и делают перед Пасхой или перед причастием. У них есть тюремные счета, благодаря которым, они могут себе что-то покупать в тюремном магазине. В тюрьме есть возможность учиться, иностранцам — изучать французский, так же оканчивать школу или обучаться различным профессиям, могут заниматься спортом, проводятся культурные мероприятия. Правда есть один большой минус: мало работы. Постоянное сидение в камере, только с выходом на прогулку , сильно на них сказывается. Хотя есть часть наших заключённых, из числа «блатных», которые сами не хотят работать. Но остальным нужны эти часы работы, так как им могут за них снять несколько месяцев из срока. Жаль только одно, в православных церквях Франции, по сравнению с православными странами, почти нет никакой социальной поддержки и реабилитационной работы с заключенными, которые вышли из тюрьмы и остаются в стране. Так что они не редко попадают снова в тюрьму.
А что касается моральной стороны?
Если есть презрение к заключённым, то надо обратиться к Евангелию, где рассказывается притча о страшном суде: «Когда же придет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую (…). Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня». Я никогда не слышал возражения по поводу пожертвований на заключённых которые я собираю, так как мне часто приходится привозить им религиозную литературу, иконы, кресты, художественные книги, видеодиски, угощения и т. п. Если кто-то из ваших читателей в свою очередь хочет оказать помощь заключённым, им надо обратиться к омонье в их регионе.
Что вам приносит эта служебная миссия?
Грубо выражаясь, больше психологического и физического напряжения. Иной раз, когда я собираюсь ехать в очередную тюрьму, я себя спрашиваю: «Зачем? Ты и так мотаешься по четырём приходам». Но когда, я выхожу от заключённых, я понимаю, что моя помощь нужна этим людям. А если у кого-то остались ещё какие то сомнения (почему?), расскажу одну поучительную историю, которую со слезами покаяния поведал мне один заключенный белорус.
Он даже не живет во Франции, приехал по делам малого бизнеса и попал в тюрьму, причем надолго. Он решил подзаработать и согласился провести большую сумму денег без декларации. «Ну подумаешь, если поймают, то в лучшем случае — штраф» — так он думал.
Запомните, французская полиция не дремлет! Его поймали, но штрафом он не отделался, а сел в тюрьму, так как деньги, которые он так легко согласился перевозить, оказались причастны к нарко-трафику. Так что, дорогие читатели, никогда не соглашайтесь даже на мелкие, на ваш взгляд, правонарушения и живите честно! А прежде чем осуждать заключенных и отказывать им в помощи, вспомните простую русскую пословицу: От сумы и от тюрьмы не зарекайся!
Ашкова Анна
Источник: http://ortodoxpamplona.com/prihod.html
Пастырь Добрый
Комментарии закрыты.