Скорби и утешения. Продолжение рассказов об отце Гаврииле

Скорби и утешения. Продолжение рассказов об отце Гаврииле. Вот это, пожалуй, кульминация. Слабонервным лучше воздержаться, или приготовить сердечные капли. Продолжаю публикацию рассказов про о. Гавриила.

Скорбей в горах было гораздо больше, чем утешений

Однажды я спросил у о. Гавриила: «Батюшка, а у Вас больше скорбей или утешений было, когда Вы один жили в своей келье в горах?» Он улыбнулся и ответил: «Скорбей было гораздо больше, чем утешений. Если бы я все рассказал, вы не могли бы слушать». Тогда я не понимал, что это значит – «не могли бы слушать». Наше поколение, выросшее на триллерах и боевиках, можно ли чем-либо удивить? Смысл этой загадочной фразы, который иногда еще выражают так: слух не несет, — я понял уже став епископом Душанбинским. Если рассказать все, что со мной произошло за еще совсем короткие годы моего архиерейства, — никто не сможет это слушать. Но сейчас я расскажу то немногое, чем с нами поделился наш духовный отец. Точнее, что нам удалось выспросить у него – ведь подвижники не любят рассказывать ни про искушения, ни про утешения.

Болеют даже святые

Болеют даже святые, потому что и они тоже грешат. Конечно, не так, как мы, но: «несть человек, иже жив будет и не согрешит». Хорошо болеть, когда у тебя медицинская страховка и живешь ты в какой-нибудь Швеции или Германии. А когда ты в диком лесу с такими же отшельниками, то лечиться приходится древними, дедовскими способами. Если болит зуб, то сыпешь на него соль, пока он совсем не сгниет. И так со всеми зубами по очереди. Но это еще не самое страшное. Хуже, когда заводятся вши, а от них голова покрывается коростой, как панцирем. И под этот панцирь залезают назойливые насекомые и жрут тебя день и ночь. Вот это настоящая адская мука. Не находя покоя в течение долгих дней, о. Гавриил, чтобы хоть как то успокоить невыносимый зуд, подставлял голову под струи ледяной горной реки. В результате застудил себе глазной нерв, и к одной муке прибавилась другая, еще более лютая. В полном отчаянии он покидает свою пустынническую келью, чтобы найти помощь у людей. В Сухуми одни добрые люди (действительно, добрые, без всякого злого умысла) посоветовали ему закапать в глаза коньяк с солью. Батюшка, измученный болью, не смог критически оценить безумный совет и последовал ему. В итоге сжег себе роговицу. Вшей и коросту вылечили, а вот глаза на всю жизнь повредились. С тех пор батюшке в день по нескольку раз приходилось капать лекарство в глаза.

К физическим страданиям прибавлялась духовная мука

К физическим страданиям прибавлялась духовная мука. На подвижника напал целый шквал хульных помыслов, ни на секунду не дающих покоя восставшему на борьбу с ними духу. Это искушение описано в аскетической литературе, когда воин Христов доходит до определенного предела, за которым наступает мрак, состояние богооставленности. Через подобное испытание проходил прп. Серафим Саровский – оно заставило его тысячу дней и ночей молиться на камне. Правда, некоторые современные историки пытаются доказать, что ничего этого не было, совершенно не понимая мотивов, из-за которых Саровский подвижник подъял на себя этот великий подвиг. Так и наш о. Гавриил вступил в смертельную схватку с духами злобы, молясь день и ночь в течение долгого времени и не получая помощи Божией в этой неравной битве.

Лик Христов

Когда батюшка совсем уже изнемог и готов был сдаться, перед ним возник Лик Христов и несколько секунд двигался по кругу. Этих несколький мгновений созерцания Божественного Лика хватило, чтобы наполнить сердце подвижника такой сладостью, таким миром, такой любовью, каких нет нигде в мире и во всей вселенной. Невозможно описать взгляд Христов, — делился с нами батюшка, — нет в языке таких слов. Он и кроткий, и добродушный, и любящий и жалеющий. И все равно, никакими словами не передать, какой он. После этого краткого видения, все хульные помыслы рассеялись, а в сердце поселились, мир, покой и благодать. И лицо рассказчика от одного только воспоминания об этом чудесном явлении освещалось тем нетварным Светом, который ему посчастливилось созерцать в своей полуразрушенной монашеской келье в горах.