Монастырь прп. Саввы Освященного в Харпер-Вудз
Монастырь прп. Саввы Освященного в Харпер-Вудз
(Из книги «Опыт постижения Америки»)
Так сложилось, что во время наших поездок не единожды пришлось побывать в Детройте. Приезжали мы сюда не особенно охотно, поскольку этот депрессивный город, помимо унылости и разрухи, был еще и небезопасным. В брошенных домах здесь гуляет не только ветер, а живописные руины, встречающиеся сплошь и рядом, таят в себе много неожиданностей. Из столицы автопрома бывший мегаполис давно превратился в город-призрак.
Вот как удручающе, к примеру, выглядят развалины некогда величественного железнодорожного вокзала.
Да и многое другое вызывает тоску смертную. А когда я увидела такой себе брошенный дом, буквально обвешенный детскими игрушками сердце сжалось и затрепетало.Ведь когда-то здесь жили дети, и, кто знает, куда их забросили зловещие ветры перемен…
Однако в получасе езды от Детройта мы как-то внезапно обнаружили маленький, уютный городок Харпер-Вудз. Не буду лукавить: мы попали сюда отнюдь не случайно, а по приглашению Павла Дацюка, яркой звездочки НХЛ, выступавщего за Детройт. Встреча с Дацюком, разумеется, нас очень привлекала. Этот замечательный хоккеист — человек очень интересный и глубоко верующий. Думаю, об этом стоит написать отдельно. Но то открытие, которое ждало нас, было неожиданным и очень приятным.
Итак, Харпер-Вудз. Типичная одноэтажная Америка. Подстриженная зелень лужаек и зимой не прикрыта снегом.Приветливые домики, полное отсутствие оград, чистота и уют…
И вдруг над однотипными строениями в хмурое дождливое небо врывается столь знакомая и дорогая нам синева множества куполов. Это, — без преувеличения, — подобно колодцу в пустыне для изнемогающего от жажды путника…
Закрываю и открываю глаза. Видение не исчезает. Это самый настоящий православный храм. Да еще какой нарядный, красивый!
И колокола самые настоящие. Знаем ведь, что далеко не везде в Америке православным позволяют звонить в колокола (политкорректность, видите ли). А здесь, очевидно, запреты не действуют. Диво дивное, да и только.
Но, умерив восторги монастырь, все-таки) продвигаемся дальше. И видим Богородицу, благословляющую усталых путников. То есть нас.
А вот и монашеский корпус. Даже не верится, что совсем рядом с разграбленным, полуразрушенным Детройтом может находиться такое ухоженное место. В окно видны книги, клавесин, предметы церковной старины… Ладан всенощной, церковнославянское пение…
Растрогали слез с детства знакомые и такие родные монастырские распевывы. «Миром Господу помолимся» с едва уловимым акцентом. Не акцентом даже, а с тем почти забытым говором уходящей России. Прикладываюсь к иконам: их письмо уходит в века. Вселенная раскалывается, пространство и время становятся эфемерными, неуловимыми…
И только когда подходит отец Павел, приветливо спрашивая, не утомились ли мы в дороге, чувство реальности возвращается. Батюшка ласков, доброжелателен, располагает к общению.
А это матушка Лукия. Она англоязычна, поэтому беседа продолжается уже на английском. Но это не разрушает установившуюся атмосферу доверительности: от матушки исходит такая любовь, такая доброжелательность. что мы просто купаемся в ней.
Но это — далеко не все чудеса. Нас ждет потрясающая трапеза в ресторане, расположенном на территории монастыря. Казалось, запас удивленных возгласов исчерпан, но это отнюдь не так… Улыбающаяся девушка в русском кокошнике подходит к нам и предлагает меню…
Пожалуй, не во всех русских ресторанах можно так вкусно поесть. Да и не везде получится насладиться красотой и продуманностью интерьера.
Однако пора возвратиться в реальность.
Основатель этого замечательного русского монастыря преподобного Саввы Освященного на центральном западе Америки – архимандрит Пахомий (Белков),- удивительный человек с глубоко религиозной душой и чутким сердцем. Трудно даже представить, сколько вдохновенных трудов и дерзновенных молитв он вложил в сотворение этого чуда… Зато теперь душа радуется
Архитектура обители – старорусская с вкраплением элементов Иерусалима, Македонии, Болгарии, Греции и Сербии.
Вполне логично было поинтересоваться у отца Пахомия, как здесь – в центре Америки: не в полурусском Нью-Йорке, не в теплой Калифорнии со сложившейся за последние полвека многочисленной русской диаспорой, возник именно русский монастырь. Батюшка с улыбкой рассказал нам о своем детстве, юности. приходе к вере…
– Эта долгая история берет начало в моем детстве. Мой отец – русский, хотя и родился в Америке, мама – англичанка. Детство я провел с английскими родителями мамы. Моя религиозная, даже духовная, я бы сказал, бабушка была англиканкой старого исповедания, и ей всегда было близко Православие.
Своего русского дедушку (звали его Лука) я никогда не видел. До революции он, сирота, жил сначала в приюте, а потом познакомился с епископом, стал его келейником и певчим. Владыка полюбил его как сына и, когда почувствовал приближение переворота в России, дал ему денег, чтобы юноша уехал за границу. Так дедушка оказался в Чикаго. Он мечтал стать православным священником, но в поисках заработка ему пришлось поколесить по стране. Из Чикаго он перебрался в Детройт и, как многие русские иммигранты в те годы, устроился в автомобильную корпорацию Форда, женился на девушке из Харькова – Елене Иосифовне Зайке. Их сын и мой отец – Марк Лукич Белков – родился уже в Америке.
Папа был офицером и почти все время проводил на армейской службе. Так что воспитанием моим занималась мама. Крещен я был в Православной Церкви, но мама и сама часто ходила, и меня водила в англиканскую. Поэтому когда я учился в колледже, то знал многих представителей англиканского духовенства. Однажды один из высокопоставленных епископов Англиканской церкви попросил меня отвезти его в православный храм – приложиться к Иверской иконе Божией Матери. Ехать надо было в штат Индиана, в город Гош.
Там я едва ли не впервые услышал, как служили по-церковнославянски. Но не только это меня удивило. На стене церковного здания я увидел большой портрет священника, написанный маслом. «Я его знаю», – сказал своему спутнику. «Быть такого не может, – отвечал пастор. – Он умер до того, как ты родился». «Но я все равно его знаю», – настаивал я.
Это был священник, который отпевал моего дедушку еще до моего рождения. Отец не смог отлучиться на похороны из армии, и ему послали фотографию. Он хранил ее всю жизнь, а я мальчишкой лазил в шкаф, где лежала фотокарточка, и, конечно, запомнил лицо. Священника Русской Зарубежной Церкви звали Александр Знаменский. Так что американские корни нашей семьи здесь – в моем родном городе Детройте.
– Ваше отрочество пришлось на годы холодной войны, когда многие иммигранты, тем более связанные с американской армией, как ваш отец, были вынуждены забыть о своем русском происхождении, забыть язык, кое-кто даже менял фамилию…
– В те годы папа, действительно, стал говорить только по-английски, но всю жизнь помнил русский и абсолютно все понимал. И меня тоже звали по-английски – Джоном. После окончания колледжа я поступил на факультет русского языка и литературы Окландского университета, по окончании которого собирался идти в Свято-Владимирскую духовную семинарию. Однажды, уже на последнем курсе, наша преподаватель, профессор Елена Георгиевна Ковач-Тараканова, обращаясь ко мне на русский манер, сказала. «Ваня, нам для казачьего танца нужен молодой человек». Я ответил, что вовсе не собираюсь танцевать, а хочу быть священником. «Поверь, так ты сможешь бесплатно поехать в Россию», – упрашивала Елена Георгиевна.
Я согласился и вскоре вместе с танцевальной группой нашего университета впервые в жизни оказался в России. Это было еще при Брежневе, летом, перед поступлением в семинарию.
Когда я вернулся, то понял, что Свято-Владимирская семинария ничего общего не имела с Русской Церковью – слишком она «современная», я бы сказал. Отец посоветовал мне поступать в Свято-Тихоновскую в Южном Канаане, которая тоже в юрисдикции Православной Церкви в Америке. Перед поступлением я встретился с ректором, тогда еще епископом Германом, будущим предстоятелем ПЦА, почитателем всего русского, и сказал ему, что только что вернулся из России.
«Расскажи мне обо всем, что ты там видел!» – попросил он, а выслушав, сказал: – «У тебя русская душа. Поступай, и, надеюсь, ты станешь монахом».
Владыка благословил меня быть его келейником и иподиаконом.
После окончания семинарии я служил на приходе в городе Лорейн штата Огайо, большую часть которого составляли выходцы из Болгарии и Македонии, потом в соборе Всех святых (ПЦА) в Детройте. Там большинство верующих были русскими. Именно там я стал выступать за сохранение старого – юлианского – календаря и из-за этого вынужден был покинуть ПЦА и перейти в Русскую Зарубежную Церковь.
Душа моя лежала к монастырю. Тогдашний первоиерарх РПЦЗ митрополит Виталий (Устинов) послал меня восстанавливать Магопак – то самое место, куда в начале 1950-х годов из Европы переехал Синод Зарубежной Церкви. На момент моего туда приезда все там было разрушено, и я, как профессиональный плотник, понимал, что время ушло и уже невозможно восстановить былое, тем более силами одного человека. Тогда митрополит Виталий предложил мне устроить монастырь в Мичигане и дал на это три года…
– И как вы начинали?
– Купил сначала дом. У меня была знакомая русская женщина – Евдокия. Ее муж и единственный сын умерли, и она относилась ко мне как к сыну. Она купила дом под монастырь в красивом месте – Гросс-Пойнт, но архиереи Зарубежной Церкви сошлись во мнении, что у монаха не может быть хорошего дома. Тогда мы решили выставить дом на продажу и подыскать другой, более подходящий для иноческих келий. Мы запросили за наш дом сумму в четыре раза больше его стоимости. Митрополит Виталий сказал: «Если тебе суждено построить монастырь – дом продастся…» Спустя три дня после того, как мы объявили о продаже, дом купили за полную стоимость! Чудо!
Я начал искать подходящее для монастыря строение и однажды заехал в до того незнакомое мне место: увидел хороший участок земли и мужчину с женщиной, которые прикрепляли объявление о продаже. Здание на участке, как мы позже узнали, было приспособлено ими под дневной центр по уходу за детьми-инвалидами. Небольшие комнатки как нельзя лучше подошли бы нам для монашествующих. И продавался участок недорого. Я объяснил, что должен получить у епископа благословение на покупку, и попросил их снять объявление. Муж сначала не соглашался, говорил, что в перепланировку вложено много денег, и им срочно нужно дом продать. В конце концов они согласились подождать буквально несколько дней и рассказали, что собираются в паломничество на Святую Землю и потому так торопятся с продажей. Я им пообещал, что мы устроим им незабываемое паломничество, только пусть подождут несколько дней. А сам позвонил матушке Моисее в Вознесенский монастырь на Елеоне, все ей объяснил, и она обещала показать этой семье католиков все самое интересное.
Игумения Моисея (Бобкова)
Вернулись они в восторге и продали дом совсем дешево. Это было начало, а все другие здания, помолившись, прикупал отдельно: в одном был гараж, в другом – склад… Бывало, что люди наутро приходили и спрашивали, ни хотим ли мы купить их недвижимость. Покупал, а потом сам перестраивал и переоборудовал.
– А каким вы видите будущее монастыря?
– Спустя тринадцать лет монастырь оказался не таким, как я его задумывал. Я хотел построить тихую монашескую обитель для пяти-шести иноков – с ежедневными службами. Но я не мог оставить своих прихожан, которые хотели молиться за богослужениями по старому календарю на церковнославянском языке. Они стали прихожанами монастыря, за эти годы еще 20 американцев приняли в нашей обители Православие. Так что у нашего монастыря сама собой сложилась миссионерская направленность, и сейчас в нем один из самых крупных приходов в Мичигане. Мы служим и нашей небольшой монашеской общине, и мирянам – ибо какая польза монаху, если он не будет делиться сокровищами веры с ближними? И мы делимся…
Когда я понял, что народу на службы приходит много, то начал проводить лекции по истории Церкви, истории иконографии и церковной архитектуры. Лекции были рассчитаны на 45 минут плюс время на вопросы и ответы, но люди никогда не расходились раньше, чем через два с половиной часа. За это время все успевали проголодаться, и мы не могли отпустить народ голодным. Мы с Евдокией стали делать бутерброды, подумывали даже собирать деньги, чтобы открыть ресторан. А потом Евдокия умерла, и мне пришлось одному справляться и с лекциями, и с угощением…
– Учитывая, что прихожан, которые живут недалеко от церкви, в провинциальной Америке найти в принципе нелегко, как вы справлялись?
– Я начал молиться и просить Господа послать мне монаха-помощника.
Однажды на мой электронный адрес пришло письмо. Писал незнакомый молодой человек, рассказал, что узнал обо мне от русских на курорте, где до недавнего времени работал. Сам он из Праги, по профессии – менеджер ресторанного и гостиничного бизнеса. Из-за раздоров с супругой уже собирался уезжать на родину. Стал паковать багаж и нашел мою визитку. В тот день, когда он должен был вылетать из Детройта, я помчался в аэропорт и привез его на вечерню. Он поверить не мог, что в каком-то городке Харпер-Вудз в американском Мичигане слышит церковнославянский язык, как у себя дома в Моравии!
Петр попросил помещение и обещал сделать из него ресторан, доходы от которого пойдут на монастырские нужды и наши благотворительные программы. Это было пять лет назад. Сейчас наш ресторан русской кухни, названный в память Царственных мучеников «Royal Eagle» («Царский орел»), занимает одну из самых высоких строчек среди ресторанов Детройта. Частые гости у нас – артисты русского балета, цирка, российские хоккеисты. Артисты «Снежного шоу» Вячеслава Полунина, известный клоун Александр Фриш во время гастролей в США всегда заезжают к нам.
После падения коммунистического режима, еще до принятия монашеского пострига, я крестил в монастырских стенах около 60 русских артистов. Большинство знают меня как отца Джона, а некоторые называют просто: «батюшка Ваня».
Среди наших добрых друзей и благодетелей – Михаил и Мариан Илич – владельцы известного хоккейного клуба «Детройт Ред Вингз» и бейсбольного «Детройт Тайгерс». Наш монастырь – не первый благотворительный проект семьи Илич. Первым, почти 20 лет назад, стал передвижной ресторан «Любимая кухня Маленького Цезаря», который кормил бездомных и помогал обеспечивать продуктами пострадавших от наводнений и других природных бедствий.
Павел Дацюк — звезда НХЛ — частый гость обители
– Замечательной частью монастыря являются музей и библиотека. Какова их история?
– Библиотеку я начал собирать еще студентом Свято-Тихоновской семинарии. Престарелые священники передавали мне книги, которые оказались настоящим сокровищем. Недавно обитель получила в дар коллекции двух библиотек из 6 тысяч книг по богословию, творения святых отцов, книги по искусству, истории, садоводству и огородничеству.
Однажды мой друг архимандрит Феодосий приехал сюда в отпуск со Святой Земли, увидел нашу библиотеку и глазам своим не поверил. Он передал в монастырь свои книги и коллекцию русского антиквариата, часть которой стала экспонатами музея.
– Почему именно вам?
– Он посчитал, что здесь они будут в целости и сохранности. Архимандрит Феодосий родом из Австралии, где долгое время занимался юридической практикой, и, естественно, человек не бедный. Всю жизнь он коллекционировал произведения русского церковного искусства, в том числе иконы. «Я знаю, что ты не продашь их и не купишь себе “Мерседес”», – сказал он. У меня, кстати, вообще нет личной машины, очень скромная келья, а вся эта красота предназначена для тех, кто к нам приходит. В нашем храме действительно находятся старинные иконы и церковная утварь, но вот музей мы открываем для посещения только раз в год, а сам монастырь оснащен надежной компьютерной системой охраны. Как только начинается богослужение, во избежание бесцельного хождения по монастырской территории посторонних людей, мы закрываем ворота обители, так что прихожан ждем к началу службы, а опоздавшим советуем планировать свою поездку так, чтобы успеть приехать вовремя.
– Во внебогослужебное время вы продолжаете работать плотником?
– Я по сей день занимаюсь почти всеми работами в монастыре: и священник, и садовник, и иконописец, и плотник… Не понимаю только в электрике. Иногда мне помогает Петр. А если мы затеваем что-то грандиозное, то приглашаем рабочих. Сейчас они перекрывают крыши. Раньше я и это делал сам, но сейчас возраст и здоровье уже не позволяют.
– Каков богослужебный круг монастыря?
– В 7 часов утра мы служим утреню и литургию, в полдень – часы, вечером – девятый час и вечерню. Все богослужения открыты для прихожан, кроме монашеского вечернего богослужения в 9 часов вечера.
Службы в нашем монастыре совершаются на церковнославянском и английском языках по русскому Типикону, как я обучался этому в Свято-Тихоновской семинарии и в Зарубежной Церкви, с самого момента моего рукоположения – 25 лет назад.
– Отец Пахомий, вы часто бываете в России?
– Вся моя жизнь связана с Россией. К сожалению, у меня небольшая разговорная практика, но я все понимаю по-русски.
В последний раз во время поездки в Москву я заболел. Врачи констатировали рак. Я побоялся ложиться в местную больницу. Когда вернулся домой, приехал отец Феодосий и привез с собой большую часть мощей преподобномученицы великой княгини Елисаветы Феодоровны. Перед операцией я молился и приложился к мощам. Меня привезли в операционную, сделали анестезию, и я заснул. И было мне видение: сидящий на троне Спаситель в окружении ангелов и княгиня Елисавета Феодоровна. Она подошла ко мне, разбудила меня и сказал: «Все прошло. Работай дальше…» Я начал плакать и проснулся.
Медсестра подумала, что мне больно. А я ей рассказал, что видел Господа и святую Елисавету. «Молчи, – сказала она мне. – Ничего не говори, а то они могут отправить тебя в психбольницу».
Пришла врач, позвала маму и отца Феодосия и сказала, что у меня нет никакого рака. А мне наедине говорит: «Отец, мы сделали снимки, все досконально проверили: рака нет. Возвращайся домой. Это чудо!»
Вот так Господь распорядился и дал мне возможность достроить мой монастырь. Я его задумывал как подобие Троице-Сергиевой лавры, только на американской земле. 13 лет назад я в одиночку начал строительство. Видите, что получилось…
Русскому Православию нужен настоящий русский центр на Среднем Западе Америки. Это должно быть достойное и красивое место, куда могут приезжать и духовенство, и паломники, и представители бизнеса, культуры. Я не заинтересован в том, чтобы создавать здесь англоязычный монастырь, но чтобы духовно окормлять русских, живущих в этих краях. Уже сейчас каждую неделю к нам приезжают сотни паломников, тысячи – в год.
– Но таким центром долгое время был Джорданвилль, который назывался центром Русского Зарубежья. Вы также начинали строить обитель под омофором Русской Зарубежной Церкви, а продолжили – уже в юрисдикции Болгарской…
– После ухода на покой митрополита Виталия (РПЦЗ) из-за неопределенности ситуации мой духовник посоветовал мне переждать возможные нестроения под омофором Болгарской Православной Церкви в США. Все эти годы ее предстоятель митрополит Иосиф был для меня живым примером святости и отеческой любви. Богословское образование он получил в Троице-Сергиевой лавре, хорошо говорит по-русски. Я благодарен владыке за возможность находиться под его омофором до тех пор, пока в Русском Православии за океаном не переменился политический климат. После 30 лет службы в Америке митрополит Иосиф собирается на покой, в Болгарию, а мое сердце говорит мне, что нужно возвращаться домой – в Русскую Церковь. Мне владыка сказал, что даст мне и монастырю отпускную грамоту только тогда, когда увидит, что есть тот, кто действительно будет заботиться о монастыре и о моих в нем трудах. Такие слова архиерея дорогого стоят…
Как и в юности, так и последние четверть века вся моя жизнь, мое служение было неразрывно связано с русским Православием и русской культурой. Несмотря на то, что я родился в Америке, мне всегда хотелось получить российское гражданство до того, как я покину этот мир. Хотя… Монах ведь не является частью какой-то одной страны; уже здесь, на земле, он – гражданин Неба.
На заседании Священного Синода Русской Зарубежной Церкви монастырь преподобного Саввы Освященного принят под ее омофор как ставропигиальный. Настоятелем обители теперь является первоиерарх РПЦЗ митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Иларион.
Продолжение следует
Татиана Лазаренко
Комментарии закрыты.